Лариса Шеслер: Статья, которую не…

Статья, которую не напечатаю…
Меня удивляют идеалистические причитания относительно нынешнего состояния семьи, возмущения ювенальной юстицией и губительным для семьи законом о домашнем насилии. Как человек православный, я, естественно, считаю семью самым лучшим основанием для воспитания детей и человеческого существования.
Но, как человек коммунистических взглядов, я отлично понимаю, что семья – не абсолютное и вневременное понятие.
Семья – экономическая ячейка общества по Энгельсу. Наше общество переживает катастрофу трансформации из социалистического в капиталистическое. Эту же самую трансформацию переживает семья – из союза равных партнеров в ячейку буржуазного общества.
При этом нынешняя западная буржуазная семья также в тяжелейшем кризисе, ведь и нынешний капитализм кардинально отличается от капитализма 19 века. Патриархальная моногамия – следствие института частной собственности, и нравы английской семьи конца 19 века, описанные Крониным в «Замке Броуди» куда круче и жестче нравов в семьях российского дворянства того же времени.
Но сегодня сохранение института семьи имеет смысл только для капиталистической элиты, поскольку сохранение закрытой структуры позволяет распределять капиталы и власть внутри узкого круга. В общем же случае власти выгодна атомизация общества, потеря внутриобщественных связей и естественных семейных привязанностей.
Все это приводит к пропаганде ЛГБТ, торжеству ювенальной юстиции, отмене всех обязательств по отношению к старшему поколению и слому прочной моногамной семьи.
И вот в эту ситуацию мы влетели со свои сохранившимся псевдопатриархальным отсталым по мнению многих менталитетом.
После победы Октябрьской социалистической революции многим казалось, что семья, как понятие, должно исчезнуть вместе с частной собственностью. Женщина действительно приобрела равные с мужчиной права, и это было самой настоящей революцией в общественной жизни.
Вспомним, как в рассказах Зощенко или Ильфа и Петрова происходили браки и разводы. Утром в ЗАГС, чтобы брак зарегистрировать, на следующий день – чтобы брак расторгнуть. Возникали всякие тройственные союзы, аналоги шведских семей и прочие эксперименты.
И тут выяснилось, что чисто с экономической точки зрения семья – самая эффективная форма воспроизводства и сохранения населения. Тогда многим казалось, что феноменальная фертильность русских женщин (среднее количество родов – 10) обеспечит необходимое воспроизводство без всяких проблем. Но оказалось, что эта черта – не особенность физиологии или особый православный уклад, а следствие экономической реальности. В общинном землепользовании малодетность семьи была залогом ее бедности и малоземелья, поскольку наделы распределялись по количеству мальчиков в семье.
Конечно, городская семья фабричных рабочих не могла позволить себе родить столько детей, но, учитывая относительную малочисленность этого слоя, это еще не сильно сказывалось на общей статистике, хотя к 1917 году средняя рождаемость упала до 7.
При резко изменившихся социальных условиях семейной жизни после революции фертильность русских женщин очень быстро снизилась до общеевропейской нормы.
И в 20-е годы выяснилось, что уровень производительных сил не может обеспечить ни дешевое содержание стариков в общественных пансионатах, ни общественное воспитание детей. Домашнее хозяйство никак не могло быть заменено на общественные фабрики-кухни и общественные прачечные. Резкий скачок индустриализации страны требовал одновременного включения в производство максимального числа рабочих рук и сохранения прироста населения.
И на эту реальность была абсолютно адекватная реакция — возвращение института семьи и его укрепление. Это все легло на инерцию общественного сознания, многие рабочие, инженеры и служащие были выходцами из деревень, многие оставались верующими, поэтому государственные меры по укреплению брака были восприняты не как измена коммунизму, а как решение укрепить государство.
И эта политика по укреплению семьи продолжалась на протяжении всего периода СССР. Был криминализован гомосексуализм, введены очень высокие уровни алиментов на детей, введено уголовное наказание за уклонение от алиментов.
При этом многодетность стимулировалась внеочередным получением жилья при рождении третьего ребенка, размер предоставляемого бесплатно жилья прямо зависел от количества детей. Уже в 60-е годы был изжит полностью дефицит мест в детских садах, проекты детсадов 60-х годов и сейчас поражают уровнем комфорта, который сегодня недостижим в развитых странах. Отдельные спальни, четырехразовое сбалансированное питание, развивающие занятия, штатные логопеды и медсестры – все это реальность, при этом родители платили около 10% реальной стоимости содержания ребенка.
Несмотря на сравнительно простую процедуру развода, практически никто не мог себе позволить развестись, будучи крупным общественным и политическим деятелем. Развод однозначно ставил точку на карьере партийного работника, директора предприятия или председателя колхоза.
Разводы были, но они приводили не к отказу от семейной жизни, а к заключению нового брачного союза. Социология показывала, что 98 процентов мужчин и 96 процентов женщин хотя бы раз в жизни были в браке, и это подтверждало высокий авторитет института брака в обществе. В это время в Швеции, например, в брак не вступала почти каждая третья женщина.
Так что же нас сейчас удивляет в нынешней тенденции разрушения семьи? Если социалистический брак невозможен, то возможен только буржуазно-патриархальный. А он тоже невозможен в силу уже устоявшегося гендерного равноправия.
Пока либералы от ювеналки бьют именно по патриархальному браку, стремясь подавить в мужчинах желание иметь семью и детей в принципе. Ну зачем мужчине вешать на себя ярмо обязательств по содержанию детей, обеспечению их жильем (по новым законопроектам), и отдавать все свои ресурсы на их образование? Ведь при этом он вообще ничего не получает взамен – ни уважения в семье, ни гарантии на обеспеченную старость, ни общественного порицания неблагодарных детей, ни даже права на их воспитание.
Женщины еще более уязвимы в этих раскладах. У них в большей степени, чем у мужчин, присутствует инстинкт размножения, им хочется иметь детей, но для этого им нужно найти не любимого и любящего человека (как при социализме), а ломовую лошадь, которая сможет добровольно потащить этот груз в виде немыслимой ипотеки, дорогой медицины и содержания детей. Многие из них без осознания грядущих проблем на голом инстинкте заводят ребенка, а потом клянут мужчин за безответственность, лень и нежелание пахать.
А в выигрыше остаются и мужчины и женщины эгоистичные, расчетливые, не любящие детей или желающие их использовать, как предлог для своего безбедного процветания, как «рублевские жены».
В проигрыше люди ответственные, чадолюбивые, ориентированные на семейные ценности и брак, поскольку к старости большинство из них придет выпотрошенными материально и психологически, и именно они станут первыми жертвами антисемейных законов.
Советский опыт постоянного решения проблем демографии показывает – все возможно и доступно при использовании инструментов государства.
Посмотрите на график прироста населения – оно росло постоянно и неуклонно именно благодаря государственной политике. После войны и тяжелом дефиците мужчин – большая поддержка матерей-одиночек, ограничение работодателя в праве их увольнения, пособия на детей и прочее. В 60-е годы – введение института алиментов, поддержка многодетности, введение оплачиваемого отпуска по уходу за детьми.
И всегда – суровые и однозначные гарантии по сохранению рабочего места за беременной и матерью до 3 лет.
А на что сейчас воздействует государство? Уповает на православные традиции и семейные ценности?
Нынешний демографический кризис – всего лишь цветочки на лужайке перед пропастью, которая ожидает нашу страну, если эта проблема будет не осмыслена системно. И меры должны быть системой, а не пустой декларацией о намерениях.